История

Из истории деревни 1-я Михайловка

Информация о материале
Опубликовано: 01.03.2011, 04:15
Просмотров: 3735

НА ГРИВЕ МЕЖ ТРЕХ ОЗЕР

В 1861 году было отменено крепостное право.

Моя бабушка Агафья Карповна Федорова, урожденная Панова, была крепостной одного из помещиков Курской губернии Михайловского уезда. Как и другие крепостные, она получила волю. Только вот земли дали мало, да и та никудышняя. А выкуп за нее был довольно велик. И вот тогда-то и потянулись крестьяне центральной России на вольные сибирские земли. Одни посылали туда ходоков. Но многие из тех не вернулись, сгинули в далеких краях. Другие отправились семьями. Снялась с места в поисках лучшей доли и семья Пановых.

 

Ехали на перекладных. Большинство из крестьян одеты были плохонько, рваные шабуры, зипуны, на ногах — бродни, иные и вовсе босиком. Поэтому обозы передвигались только летом. Зимой переселенцы останавливались в деревнях, лежащих вдоль Московского тракта, нанимались в работники. Мужики молотили хлеб (раньше осенью не успевали обмолачивать хлеб, его сжинали, скирдовали, а потом молотили). Женщины пряли лен и ткали, ухаживали за скотом. А ребятишки, особенно девочки шести-десяти лет, нанимались в няньки. С наступлением весны снова пускались в путь.

Сегодня от Курска до Сибири самолетом можно долететь за пять-шесть часов, за двое суток доехать поездом. Тогда же семьи переселенцев шли и ехали целых три года. В долгой дороге умирали и рождались дети. Так, в семье Пановых, когда они выехали из своей деревни, насчитывалось девять человек – дед, бабка, отец, мать да пятеро детей. В дороге родился еще один ребенок. А добрались до места постоянного жительства лишь пятеро. Дед с бабкой и трое ребятишек покоились в безымянных могилах. Много их было вдоль Московского тракта. Выходцам из Курской губернии было предписано поселиться в Верх-Ичинской волости Каинского уезда Томской губернии. Все удобные места по берегам реки уже оказались заняты. Поэтому мужики выбрали гриву между трех озер: с юго-запада — Шаршак, с севера — Светленькое, а с востока — сильно заболоченное Клюквенное. Поселению, образовавшемуся на гриве, дали название Михайловка — по названию их бывшего уезда. Место мужики выбрали удачное, озера соединили изгородью: с севера между Светленьким и Клюквенным, с юга между Клюквенным и Шаршаком. А площадь, оставленную между поскотина­ми, определили под пастбища для телят и другой ско­тины, не находящейся в общем стаде.

В первую очередь переселенцы стали рубить дома, строили сообща по одной избе на несколько родственных семей, так как за короткое лето каждой семье поставить дом было невозможно. Так и зимовали. А сибирские морозы не сравнить с курскими. Обогревались дома печами, сбитыми из глины.

А уже к следующей зиме каждая семья поселилась в своей избе. Кроме русских печей, переселенцы поставили в своих домах «железки» - временные печи из жести. Пока они топились, было тепло, а когда печь гасилась — быстро выдувало. Поэтому дров нужно было запасать как можно больше.

В скором времени недалеко от Михайловки поселились переселенцы из Смоленской губернии. Те свою деревню назвали Воскресенкой. Позже чуть севернее появилась еще одна Михайловка — Вторая Михайловка. А наша стала прозываться Первой Михайловкой.

В те времена крестьянки рожали часто. В семьях насчитывалось по десять-двенадцать детей. Правда, выживала из них лишь половина. Тем не менее, деревня довольно быстро росла.

Сыновья от родителей отделялись, имея по трое-четверо детей. Например, когда моя мама вышла замуж, в их семье насчитывалось девятнадцать человек: три женатых деверя с детьми, свекор со свекровкой, золовка... Бабушка родила всего девятнадцать детей, из которых в живых осталось только восемь. Остальные умерли в первый год своей жизни. Мои родители отделились послед­ними. В то время у них рос­ли трое детей.

Местные жители называли нас курскими, а соседей — смоленскими. И хотя деревни стояли рядом друг с другом, люди разговаривали на своих диалектах. Надо сказать, коренные деревни имели свои местные названия. Например, Верх-Ичу называли Толчиной, Мангазерку — Половинкой, Горбуново — Пекушино.

Друг к другу крестьяне обращались не по фамилиям, а по прозвищам. Так были в нашей деревне Кулашка, Горошек. Деда моего кликали Чубуком — он ни на час не расставался со своей трубкой. Нередко в одной семье дети имели одно имя. Например, у наших соседей Совиновых было два Дмитрия, у Смолиных — две Пелагеи. Дело в том, что детей в семьях было много. Кумовья, отвозившие новорожденного к попу на крестины, толком всех и не знали. Каким именем батюшка наречет, то и записывалось.

Вот так и жили бывшие курские, смоленские, а ныне сибиряки. От Каинска деревни находились далеко. Торговли, конечно, не было ни­какой. Жили, можно сказать, натуральным хозяйством. Правда, была у нас трехклассная школа — филиал Верх-Ичинской церковно-приходской. Только вот кончали ее из крестьян лишь единицы.

Длинными сибирскими зимними вечерами любила я, приткнувшись к теплому плечу бабушки, слушать ее рассказы о прошлой жизни. Явственно представляла себе, как тянутся по бескрайним степям обозы переселенцев, как падают первые деревья на ранее безлюдной гриве. Эти рассказы завораживали детское воображение не меньше, а может даже больше, чем книги.

Деревня Первая Михайловка существует и поныне. К сожалению, большинство михайловцев покинуло родные места. Понять их можно: селение от города далеко, автобус туда не ходит. В результате сегодня на гриве меж трех озер осталось лишь несколько домов. А как хочется надеяться, что наступит время, когда наша Михайловка оживет, возродится, что вернутся михайловцы на землю отцов.

Н. Толмачева.

«Трудовая жизнь» №40 (8911)

12 марта 1988 г.